Не так давно Астраханский драматический театр пригласил уже было пустившего корни в Эстонии русского режиссера Игоря Лысова. Авангардный, прогрессивный, тонко подмечающий грани человеческого существа Лысов ворвался в Астрахань с драмой «Любить» по мотивам «Врагов» Арцыбашева, что наделало немало шума в театральных кругах. Любитель русского психологического театра, новый худрук семимильными шагами завоевал любовь и признание искушенного астраханского зрителя. В том числе зрителя думающего, зрителя-интеллектуала. Всех тех ста человек, которые в редкие субботы спускаются в подвалы камерных театров, чтобы с помощью актеров уединиться со своими мыслями.
Спустилась в Imaginarium (Малая сцена драмтеатра) и я. Давно хотела попасть на спектакль «Пятая печать», но билеты достать уж ооочень тяжело. На сей раз повезло.
Камерная сцена, скудные декорации (они особо и не нужны были) и необычная рассадка зрителей — не привычная «зал — сцена», а стулья, расставленные друг напротив друга. Публика сидела перед сценой и в то же время видела вторую половину зрителей. Непонятно, задумка ли это постановщика или при другом расположении все не поместились бы, но эффект впечатляющий: во время спектакля весьма интересно было подглядывать за зрительскими эмоциями. В какой-то момент поймала себя на мысли, что дама, которая сидела аккурат напротив меня по ту сторону сцены «зеркалила» мои жесты — она так же, как и я, задумавшись, приложила руки к губам.
Действие спектакля, за основу которого Игорь Лысов взял одноименное произведение венгерского сценариста Ференца Шанта, происходит во время Второй мировой. Пять актеров — пять обычных людей, совершенно разных по возрасту и профессии, сидят в кабаке, беседуя на темы, отчетливо напоминающие философские, и закусывают все это темами обыденными, приземленными. Естественно, герои распивают алкоголь, едят и изредка пытаются покурить (эффект натурализма добавляет разговору чувства присутствия). На фоне разговора то и дело слышится армейский строевой шаг, и это периодически напоминает зрителю временной контекст беседы.
Трактирщик Бела, часовщик Дюрица, столяр Ковач, книготорговец Кирай и художественный фотограф Кесеи начинают с приготовления аппетитной грудинки, мыловарения, книг и постепенно переходят к Иисусу и вопросу человеческого выбора. Стоит отметить, что все актеры виртуозно владеют искусством диалога, на котором построен весь спектакль. В «Пятой печати» вы не увидите экшна, но услышите людей, заглянете к ним в голову, а, возможно, и к себе. Вся постановка состоит исключительно из разговоров действующих лиц, что не может не привлечь внимание утонченного зрителя. Лично мне, нелюбительнице театра комедийного и пошлого, понравилось. Здесь, в приглушенном свете сцены-кабака я осталась практически наедине с собой.
Главный вопрос, который задает герой Дюрица фотографу Кесеи — «Кем быть?» (один из ряда философских «Быть или не быть», «Что делать?»). Томацеускакатити или Дюдю? Первый — власть имущий, второй — раб. Вопрос, заданный одному человеку, гулким эхом передается и всем остальным. Герои начинают размышлять о своем выборе. Начинает размышлять и зритель. Здесь, по-моему, и начинается завязка. Но заканчивается первый акт.
Акт второй — это неожиданность. В лице сексуально раскрепощенной леди в ажурных чулках и ярко красными губами появляется Мисс-идеология. Девушка — воплощение фашизма. Она приходит с двумя молодыми людьми, напоминающими членов Гитлерюгенда. Зал, местами уставший от разговоров если не просыпается, то местами настораживается. Ведут заключенных — пятерку посетителей трактира. «Мне нужна масса, которая будет безмолвно подчиняться!» — как не трудно догадаться изливается Идеология. А дальше происходит то, от чего мои волосы встали на задние лапки и побежали прочь. Вопрос того самого выбора встает перед героями лицом к лицу. Ситуация,в которой они не на словах, а на деле должны продемонстрировать свою сущность, загоняет их в тупик. Одних — в гроб или на пол, а других в Преисподнюю. Дюрица, тот самый, который, подобно дьяволу, стращал фотографа вопросом выбора, делает его в свою пользу. И бежит, бежит, как крыса, с трясущимися ручонками и поджатым хвостом. На первый взгляд Томацеускакатити оказался обыкновенным Дюдю.
Отдельно хочу отметить некоторые красивые технические «примочки» спектакля — снег, подвешивание в кандалах и великолепная музыка — излюбленное высшим фашистским обществом итальянское сопрано Тоти даль Монте.
Приятным сюрпризом стал незапланированный в спектакле третий акт — худрук Игорь Лысов собственной персоной вышел в зал и предложил зрителям поговорить о постановке. Как признался сам режиссер, он открыт к любым видам критики. Необычный формат интерактива. Мнения зрителей оказались различными только в мелочах (как говорится, кто-то любит персики, кто-то яблоки), но в целом публику «зацепило».
По-моему, уходя, я увидела в их глазах вопрос: «А кто я, Томацеускакатити или Дюдю?»
